В горах

фото: Александр Михайлов 
Когда солнце уже спряталось за вершины гор, мы возвращались со станции. Данияр ехал впереди. Где- то на краю бескрайней степи пламенело разомлевшее вечернее солнце. Оно медленно уплывало за горизонт, обагряя заревом рыхлые облака на небе и бросая последние отсветы на затемненный скошенный луг, по которому бродили стреноженные лошади. Ночь, наступившая мгновенно, была великолепна. Каждая звездочка светила необыкновенно ярким светом. Вон одна из них, будто заиндевевшая по краям, мерцающая в ледяных лучиках, с удивлением смотрит на землю с темного неба. Ветер доносил из степи горьковатую пыльцу цветущей полыни, едва уловимый аромат, остывающего спелого жита – и все это, смешиваясь, кружило голову. Справа над дорогой нависли поросшие шиповником затемненные скалы, а слева неслась по долине необузданным, бешеным потоком Куркурек. Изредка где- то позади пролетали через мост груженые поезда и, удаляясь, далеко уносили за собой перестук колес. У речушки, пересекавшей дорогу, лошади, цокая подковами по мокрым и серебристым камням, замедлили ход. Едва мы миновали брод, Данияр, подстегнув коней, неожиданно запел скованным прыгающим на выбоинах голосом: „Горы мои, сине- белые горы, колыбель моя, я люблю вас!” Это была песня гор и степей, то звонко взлетающая, то раздольно стелющаяся. С этого дня и в мягком шорохе золотистого дождя пшеницы, и в плавном полете одинокого коршуна – во всем, что я видел и слышал, мне чудилась музыка Данияра. Слушая ее, я хотел припасть к земле и по- сыновьи обнять ее только за то, что человек может так ее любить